Петровичи

Леонид Петрович Коршин горестно вздохнул и в раздумье уставился в окно. За стеклом расплескалось хмурое апрельское утро. Дождевые струйки медленно и лениво скатывались к подоконнику, а потом так же неторопливо падали на едва зазеленевшую весеннюю травку.

Настроение складывалось хуже некуда. Все дела дома пошли у пенсионера наперекосяк, как только супруга Дарья Евгеньевна уехала в столицу к дочке и внучке три дня назад.

Леонид Петрович же остался один. В Москву его тоже звали, но он аккурат на Вербное воскресенье вывихнул ногу и передвигаться ему недельку врач рекомендовал лишь на небольшие расстояния, да и то с палочкой. Ни о какой поездке и речи быть не могло, тем более что на пассажирский поезд билеты продавались уже только на верхние боковые полки в плацкартном вагоне.

Впрочем, сперва Коршин не унывал, приближалась Пасха Господня, и хотя в храм, находящийся за 10 км от их шахтерского поселка, по понятной причине он не собирался, но праздничную пасхальную трапезу предвкушал заранее.

Человек совершенно советский, между тем Леонид Петрович атеистом никогда не был. Сказывалось детское воспитание. А память всегда показывала перед Пасхой добрый сюжет, как незабвенная матушка пекла тайком куличи и красила яйца в луковой шелухе. Радостный запах тех куличей Коршин пронес через шестьдесят пять лет своей жизни.

Куриные яйца по маминому рецепту Коршин решил покрасить сам перед праздником, а жена прикупила в четверг ему три кекса «Праздничный» в местном маленьком магазинчике, в просторечии именуемом «палаткой». Бутылочку кагора и три свечечки Леонид Петрович приобрел еще два месяца тому назад в «районе».

Беда пришла нежданно в Великую субботу. У соседа за стеной радио ровно в шесть часов утра грохнуло на всю мощь гимн Советского Союза и стало передавать новости о визите «дорогого Леонида Ильича Брежнева» в какую-то азиатскую страну. Но с панцирной кровати Коршин резво вскочил (хорошо хоть привстав на здоровую ногу!) не из-за любви соседа к громким новостям. На кухне что-то бухнуло, звякнуло и звонко шлепнулось на пол.

Сердце Петровича похолодело. Доковыляв на кухню, он обнаружил, что все десять яиц, которые лежали в железной миске, разбились и растеклись по половицам.

Виновником происшествия оказался любимый хозяйский кот Мурзик, который в погоне за окаянной мышью скакнул на стол и сбросил миску вниз. Теперь же среди погрома он гордо восседал с зажатой в зубах серой разбойницей, имитируя тигриное рычание.

Впрочем, кот долго на кухне не задержался и скрылся в кладовой со своей добычей, прошмыгнув в полураскрытую дверь.

Коршин понял, что встретить Пасху, как ему хотелось, не получится. Попробуй найди сегодня яйца! Расписание работы «палатки» отличалось оригинальностью: выходными днями считались суббота и воскресенье. Да и дойти до нее в будний день под дождем Леонид Петрович вряд ли бы тоже решился.

Попросить взаймы у соседей в восьмиквартирном «бараке», – так называли жильцы свой одноэтажный домик с удобствами во дворе, – пенсионер считал делом гиблым.

– Не дадут, – подумал он. – Варька с мужем и ребятней отбыли в деревню. У Агафьи и Митяя зимой снега не выпросишь. У соседа-пропойцы Витюни и закусить порой нечем бывает. Остальной народ на смене находится.

Вот и оставалось Леониду Петровичу Коршину безмолвно наблюдать за танцами дождя через стекло да в душе расстраиваться из-за своей незадачи.

Вдруг в дверь постучали и раздался голос:

– Люблю тебя, Петра творенье!

Пенсионер кисло поморщился. Опять сосед Виктор Петрович Ломакин, алкаш из алкашей, а в прошлом преподаватель, учивший шахтерских детей и спившийся после закрытия школы, притащился за какой-то надобностью.

Ругаясь про себя, Леонид Петрович добрел до входа и отомкнул щеколду.

Ломакин уже явно был навеселе.

– А, Петрович, будь здрав!

– И тебе не хворать Виктор Петрович. Но сколько можно по утрам всех звуками из радио будоражить? Я же тебя сто раз просил.

– Не сердись, Петрович. Мы с тобой Петровичи, и значит, должны жить дружно, без злобы и всего прочего. Вот великий Цицерон говаривал: «Amicitia nisi inter bonos esse non potest».

– Пожалуйста, Виктор Петрович, не забивай мне голову Цицеронами. И прекрати цитировать Пушкина. Поэт о Ленинграде стих написал, а не о Петровичах.

– Да уж, темнота невежества распространилась среди благородного сословия пенсионеров-бухгалтеров! Не о Ленинграде, а о Санкт-Петербурге…

И неожиданно, без предисловий, Ломакин задал вопрос:

– У тебя закурить не найдется?

– Будет. Ты же знаешь, что у меня запас «Беломорканала» постоянно есть. Пошли на кухню.

Нежданный гость, узрев неприглядную картину, оставшуюся после кошачьей охоты, несколько оторопел.

– Это кто же такой «порядок» навел? Желтки, белки и скорлупа на полу – хоть яичницу жарь!

– Кот. Мышь ловил.

– Так чего же не приберешься?! Стоп. У тебя же с ногой проблема. Сейчас помогу.

– Да не надо. Я сам.

– Сам, сам… А люди на что? Или Бог не создал человеков заботиться о ближнем своем?..

С этими словами второй Петрович нашел веник, тряпку, принес ведро с водой, ради чего пришлось идти к колонке, благо дождь прекратился. И с прибаутками, и со смехом бывший педагог доказал, что и руками работать умеет тоже.

После два Петровича полчаса спокойно посидели на кухне, не торопясь выкурив по «беломорине».

Ненароком Леонид Петрович и пожаловался соседу на то, что его мечта о пасхальном празднике («как у нормальных православных»!) рухнула в пропасть.

Виктор же, услышав такое, встрепенулся.

– Подожди причитать. У меня же есть три яйца. Принесу. Покрасишь. Потом дашь мне еще один кулич…

– Кекс, – поправил соседа Коршин.

– Кулич, кулич… Как не назови, а все равно куличом будет. Я во Введенский храм доберусь. Там освятят.

– Помилуй Бог, Виктор Петрович! Ты же далеко собрался, аж до села Волочевка, а автобусы туда не ходят.

– Не страшно, Петрович. Рейсовых нет, а вот шахтеров у Маничкиного поворота подбирают на смену. От него до Волочевки каких-то жалких полтора километра. А ведь и стимул имеется. Тамошний пономарь накануне Великого поста угощал «самогоньяком» (три капли коньяка на стакан самогона, между прочим!) меня, грешного.

В конце концов, Виктор Петрович убедил Леонида Петровича…

***

Ночью Коршин достал из ящика комода толстую тетрадку, доставшуюся по наследству от покойной маменьки. Там вперемешку были записаны кулинарные рецепты, «духовные стихи», молитвы, цитаты святых отцов, да много чего такого, что почему-то привлекло внимание деревенской женщины.

Леонид Петрович затеплил свечу в граненом стакане перед бумажной Почаевской иконой Божией Матери, наклеенной на картонку, и начал молиться, как умел. По сути, читая подряд все молитвы из мамашиной тетрадочки. Он молился за всех родных и знакомых, живых и скончавшихся, но особо просил помощи у Господа и Пречистой Девы рабу Божьему Виктору. Коршин явно переживал за непутевого соседа, которого вроде как он сам и сподвиг отправиться в сложную дорогу.

Перелистнув страничку матушкиной тетради, Леонид Петрович нашел слова святителя Иоанна Златоуста: «Итак, все – все войдите в радость Господа своего! И первые, и последние, примите награду; богатые и бедные, друг с другом ликуйте; воздержные и беспечные, равно почтите этот день; постившиеся и непостившиеся, возвеселитесь ныне! Трапеза обильна, насладитесь все! Телец упитанный, никто не уходи голодным! Все насладитесь пиром веры, все воспримите богатство благости!»

Утро на Светлое Христово Воскресение порадовало солнышком, быстро пробившимся через скромную пленку тумана. За окном солнечные лучи плясали, играли, прыгая по водяным капелькам.

Пусть Коршин и ожидал Виктора Петровича, но все равно стук в дверь заставил вздрогнуть. Хозяин на пороге встретил вернувшегося Ломакина.

– Христос Воскресе! – радостно произнес второй Петрович.

– Воистину Воскресе! – ответил первый.

Александр Гончаров