Курский соловей

Я смутно представлял, что такое трейл, но живо откликнулся на предложение Андрея Семеновича Толстых поучаствовать в ночном пробеге по заповеднику «Ямская степь». Как понял, собрались на это необычное спортивное мероприятие матерые бегуны, которых уже в третий раз созывал губкинец Владимир Смирнов.  Со Станиславом Саенко посовещались и рискнули отправиться с палатками для ночевки в степи, и, конечно же, по возможности присоединиться к марафонцам. Пусть даже на самом последнем этапе пробега того самого трейла. Конечно же, подготовка к марафону была на нуле, но уж очень вдохновил бодрый лозунг Андрея Толстых, брошенный в Телеграм: «Главный приз бегунам – остаться в живых. Кто не смог – почетно похоронят у ворот заповедника у подножия нового аншлага…»

Мероприятие это состоялось осенью прошлого года, и, забегая вперед, скажу, что со Станиславом Саенко мы приобщились к пиршеству бегунов, с налобными фонарями прошли-пробежали по 5 км по степи. За что получили от организаторов трудовые медали участников третьего по счету трейла.

Но речь не о наших скромных спортивных достижениях, мероприятие с финальным пловом, ночевкой в «Ямской степи» позволило ближе познакомиться с Андреем Толстых. начальником отдела по развитию познавательного туризма Государственного заповедника «Белогорье». Познакомился с ним не только как со знатоком природы родного края, но и как высококлассным фотографом, тонко улавливающим настроение и краски этой самой природы. А сегодня мы предлагаем его рассказ, по которому можно судить, что он еще и тонкий лирик и философ, обладающий литературными способностями. Автор любезно разрешил опубликовать его рассказ в «Православном Осколье».

Евгений Евсюков

Жизнь сложилась так, что уже много лет я работаю в заповеднике. И большинство наших участков когда-то давно входили в состав Центрально-Черноземного, где в давние-давние времена и начиналось мое заповедное поприще.

Наш район когда-то входил в состав Курской области, а еще ранее и Курской губернии. Поэтому соловьи у нас исключительно и по праву курские!

Участок Лысые Горы относительно молодой, чуть больше 30 лет как он стал заповедным. Площадь его невелика, но есть на нем и нагорная дубрава, и искусственные посадки сосны и березы, и меловые обнажения, и открытые остепненные участки, и гордость наша – растительные сообщества сниженных альп. А вдоль северной границы протекает ручей Безымянный. В годы войны Лысые Горы оставались горами, но безлесно-лысыми. Только на верху, по границе с полем, была нагорная дубрава, а вдоль ручья местами заросли ивняка.

Не зря, не просто так написана песня: «Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат…» Песня очень сильная и глубокая, кто понимает.

Через участок проходили две линии окопов, а в дубраве укрывались блиндажи, землянки и палатки, следы от которых хорошо заметны до сих пор. Весной и летом 1943 года тут стояли войска 5-й гвардейской армии генерала Жадова, входящей в состав резервного Степного фронта. Но причем же тут соловьи?

С холмов открывается красивый вид на запад, на уходящую вдаль равнину. Вечерами заходящее солнце наполняло пространство красотой и грустью. А в пойме ручья в эту пору в ивовых кустах все звенело от соловьев. Как и сейчас.

Я часто хожу на эти холмы, людей сюда привожу. Рассказываю и показываю… И много лет задаюсь вопросами: а о чем думал солдат, находясь в наблюдении или запивая вечером чаем солдатскую кашу, глядя на закат и слушая соловьев? Что он чувствовал? Что внутри у него было? Хотя вопросы эти риторические, но я знаю на них ответы. Только сказать не могу. Потому что слов таких просто нет.

Десятки лет прошло… Давно, наверно, нет уже тех солдат, которые слушали на этих буграх соловьев. И от окопов уже почти ничего… Сосенки молоденькие на них уже подрастают. Но только соловьи все так же поют. Напоминая нам о том солдате, о любви, о доме, о Родине.

Другая соловьиная история из тех же мест… Года три назад довелось мне сопровождать одного фотографа, приезжавшего к нам на Лысые Горы. Днем мы исходили все вдоль и поперек, а вечером, уже практически по темноте, шли по дороге вдоль леса. Был май, и лес звенел от пения соловьев.

Дядька был сибиряком. По его словам, соловьев он никогда не слышал, и их пение привело его, здоровенного и сурового мужика, в восторг. Подойдя поближе к кусту, на котором распинался певец, дядька с детским таким радостным удивлением никак не мог поверить, что поет только одна птица.

А соловей заливался вовсю. Это был очень умелый и опытный певец. Трели его звучали смело и мощно, переливаясь многими коленами и голосами. Человек замер от восторга, разволновался, потом схватился за телефон и записал соловьиную песню. Немного успокоившись, стал расспрашивать меня про соловьев, особенно уточняя, а что же значит слово «колено». И никак он не мог понять, почему я спокоен и не восторгаюсь, как он…

Потом он позвонил в далекий Красноярск своей жене, поставил ей запись, и с тем же радостным восторгом поделился с ней восхищением от многоколенной песни. И у него вырвалось: «Как? Ты же музыкальный работник! И не знаешь, что такое колено! Колено это…» И рассказал ей все то, что я ему только что поведал.

А после у меня дома за ужином, с такой же радостью, как о великом чуде, рассказал уже моей жене, как поют соловьи, что такое колено и как прекрасна их песня.

Моя барышня улыбнулась, открыла окно, которое выходило в пойму ручья, протекавшего совсем недалеко от нашего дома. И там внизу ивовые и черемуховые кусты дрожали от пения многочисленных соловьев…

Андрей Толстых. Фото из архива Евгения Евсюкова.